— Я хочу войти в долю, — сказал Роджер.
— Это нельзя. Магазин мой.
Они сидели наверху, в кабинете Бета над демонстрационным этажом.
— Это ведь моя идея открыть отдел ремонта, — возмутился Роджер.
— Не уверен. Насколько припоминаю, мы все перетирали эту тему. Ну, так что вы скажете? Не хотите — не надо.
От такого поворота событий Роджер оцепенел. Он не нашел ничего лучшего, чем сказать:
— У меня есть где–то тысяча долларов, чтобы вложиться: я могу закупить приборы и приспособления.
Он не мог посмотреть в лицо Бету, словно глаза и рот были забиты ватой. Он просто сидел и бессмысленно потирал верхнюю губу.
— Ну, мне работать надо, — сказал Бет, так больше ничего и не добившись от него.
Роджер встал, вышел из кабинета, спустился вниз и оказался на улице.
Остаток дня он провел, блуждая по центру города, рассматривая витрины магазинов и раздумывая, что же ему делать. Наконец он зашел в какую–то радиомастерскую и спросил у владельца, не нужен ли ему мастер по ремонту. Владелец сказал, что не нужен, и он ушел. Увидев еще одну мастерскую, он спросил и там. Ответ снова был отрицательный. Роджер предложил свои услуги еще в двух местах — и махнул рукой. Сев в автобус, набитый женщинами с покупками, он поехал домой.
Как они меня, однако, думал он. Как такое могло произойти?
Наверное, он вообще двигался в неправильном направлении. Ему вспомнилась его первая жена Тедди и их дочка, которую отдали в школу где–то на востоке. Это было два года назад, и с тех пор он их не видел. Она снова вышла замуж. Да, конечно, он уехал в Калифорнию, его желание исполнилось. Но все шло не так, как ему хотелось. Тяжелое испытание трудом в тылу, бессонные ночи, долгие поездки на автобусе каждый день, тесная квартирка. И на кой хрен все это?
За несколько кварталов от своего дома он сошел с автобуса и заглянул в парикмахерскую [156] . Все кресла были заняты. Везде сидели мужчины, они читали газеты и курили. Он снова махнул рукой и ушел. Зайдя в бар на другой стороне улицы, он заказал бутылку пива.
Он пил пиво, но ему не хватало ощущения парикмахерского кресла под собой, лосьонов для волос и горячего влажного полотенца, не хватало уюта. Парикмахерская была видна ему из окна, он все смотрел туда и, когда ожидавших в очереди стало меньше, снова перешел улицу.
— Меня побрить, — велел он парикмахеру, когда подошла его очередь. — И постричь тоже: и то, и другое.
Он позволял себе бриться у парикмахера только один раз в год: это была ни с чем не сравнимая роскошь. Он откинулся в кресле и закрыл глаза.
Некоторое время спустя парикмахеру пришлось разбудить его.
— Чем вам спрыснуть волосы? Просто водой?
— Нет, — сказал Роджер. — Каким–нибудь из этих масел, что так хорошо пахнут.
Парикмахер дал ему понюхать несколько флаконов, и Роджер выбрал тот, что понравился ему больше всего.
— В гости, наверное, собираетесь? — спросил парикмахер, втирая ладонями масло ему в волосы. — Будете благоухать, могу вас заверить, а женщин, по–моему, именно это и привлекает.
Роджер расплатился и вышел из парикмахерской в гораздо лучшем настроении. Он и не помнил, сколько лет назад его щеки и подбородок были такими гладкими. Так хорошо меня еще никогда не брили, думал он, шагая по тротуару. Повсюду автобусы закончили развозить рабочих, и ему приходилось пробираться сквозь их толпу. Люди молча спешили домой. Мимо все проплывали и проплывали их лица, пористые, покрытые щетиной, пока он не зашел в бар, в котором уже не раз бывал. Почти час, сгорбившись над столом, он пил пиво и размышлял.
В минуту отдыха с ним заговорил бармен:
— Вам не приходилось видеть, как конь бегает задом?
— Нет, — рассеянно ответил он.
— Готов поспорить, это и невозможно. А вот человек может бегать задом.
Сидевший рядом рабочий в черной кожаной куртке и стальной каске вставил:
— Если бы он попробовал, то смог бы побежать задом.
— Черта с два, — отрезал бармен. — Ему не будет видно, куда двигаться.
Допив пиво, Роджер встал со стула, пожелал окружающим спокойной ночи и медленно направился к выходу.
На улице стемнело. Свет фонарей беспокоил его, и он прищурился. Положив очки в карман пальто, он постоял, протирая глаза. «Что же дальше?» — уже в который раз спрашивал себя он. И снова вспомнил Тедди, и Ирва Раттенфангера, и песенку «Bei Mir Bist Du Schon», которая была популярна, когда он и Тедди стали встречаться. Как–то вечером они танцевали под «Дипси Дудл» в придорожном кабачке в Мэриленде — в то время он неплохо, черт возьми, танцевал. Странно, что Вирджиния, которая когда–то была танцовщицей, не любила танцевать. Только раз они с ней сходили на танцы. С координацией у нее что–то не то, думал он, ступая на тротуар. Отсутствует чувство ритма. Почему? Непонятно.
Перед ним остановился высокий негр, чтобы поговорить с другим негром. Роджер, шедший с опущенной головой, налетел на высокого негра; тот даже не пошатнулся.
— Смотреть надо, куда прешь, — выругался негр.
— Видел же, что иду, — огрызнулся Роджер.
— Самому смотреть надо, — буркнул негр, здоровенный детина.
— Это ты смотри, — огрызнулся Роджер. — Уголек черномазый.
Но сказал он это недостаточно тихо. Негр услышал и, когда Роджер уже собирался пройти мимо, занес кулак и врезал ему в ухо. Роджера развернуло, и он упал. Вскочив на ноги, он бросился на негра и изо всех сил нанес ему удар. Почти одновременно негр снова заехал ему, на этот раз в нижнюю челюсть, и во все стороны полетели зубы. Роджер осел на четвереньки. Негр со своим приятелем быстро удалился. Подошли какие–то люди, белые, двое из них помогли ему встать.
— Что сделал этот черномазый? — кричали они, и вокруг набежали другие белые. — Дружище, он тебя не порезал?
Они ощупали его с головы до ног, не течет ли где кровь, а он покачивался, прикрывая пальцами разбитые передние зубы.
— На этого парня ниггер напал, — сообщил кто–то собравшейся вокруг них толпе. — Избил и смылся.
Один из мужчин предложил подвезти его домой. Кляня всех негров, прохожие посадили его в машину, отдали вывалившиеся из кармана очки и пожелали удачи.
— Их каждый день в Лос–Анджелес все больше наезжает, — посетовал человек, который вез его.
Роджер, корчась от боли, подпер голову рукой.
— В основном с юга, конечно, едут, — сказал мужчина. — Сельхозрабочие по большей части — в городе совсем не умеют себя вести. Ну, то есть впервые в жизни у них в руках деньги — ну в голову и ударяет. Кайфуют, мать твою. Но лучше уж они, чем мексы, скажу я вам. Тем если попадешься — котлету из тебя ногами сделают, сапогами своими с выступами на подошвах.
Стараясь как можно яснее выговаривать слова, Роджер прошамкал:
— Ниггеры хреновы.
— Ну, это мог быть кто угодно, — сказал мужчина, остановившись у многоквартирного дома. — Вам здесь?
— Да, — ответил он, держа у рта носовой платок. В ухе звенело, и он плохо слышал: звуки сливались в какой–то гул, а потом гасли. — Спасибо, — выдохнул он, выбираясь из машины.
— Бывает, — сказал мужчина.
Он дождался, когда Роджер дойдет до крыльца дома, и только тогда уехал.
Увидев его, Вирджиния в ужасе подскочила:
— Что случилось?
Она подбежала к нему и отвела его руки ото рта.
— О, Господи, — так и ахнула она. — Что это было? Что случилось?
— Мужик один побил, — объяснил он. — Я его первый раз в жизни видел.
— Я вызову полицию, — сказала она. — Я пошла звонить.
И она двинулась было в коридор.
— Да брось ты это на хрен! — в отчаянии воскликнул он и, опустившись на диван, попросил: — Дай ледяных кубиков.
Она принесла несколько кубиков льда, и он соорудил из них компресс. Лежа на спине, он прижимал лед к верхней челюсти. Вирджиния вытерла струйку ледяной воды.
— Нужно будет идти к зубному, — сказал он.
— Позвонить сейчас?
— Нет. Завтра.
156
…и заглянул в парикмахерскую… — для многих американцев это был символ жизни в маленьком уютном городке или квартале, то место, где можно узнать все новости, где собираются старики.