Карлтон Туини приблизился, и она снова вся сжалась. Нитц излучал осуждение, но ей было глубоко наплевать; для себя она уже все решила. И вот она вскочила — быстро, в одно движение.

— Мистер Туини, — выпалила она, и в голосе ее звучали, видимо, все ее чувства, потому что он остановился.

— Да, мисс Мэри Энн?

Она вдруг занервничала.

— Как… ваш водогрей?

— Не знаю.

— А что сказала хозяйка? Вы разве ей не звонили?

— Да, звонил. Но не застал ее.

Затаив дыхание от страха, что он вот–вот уйдет, она не отступала:

— Ну и что же вы намерены делать?

Губы его скривились, а глаза медленно подернулись поволокой. Повернувшись к Полу Нитцу, по–прежнему развалившемуся на банкетке возле пианино, он спросил:

— Она всегда такая?

— По большей части. Мэри живет во вселенной протекающих горшков.

Она покраснела.

— Я думаю о тех, кто живет внизу, — защищалась она.

— О ком? — не понял Туини.

— Вы же на самом верхнем этаже, не так ли? — Она еще не потеряла его, но он уже начинал ускользать. — Вода просочится к ним и испортит им стены и потолки.

Туини двинулся дальше.

— Пусть судятся с хозяйкой, — сказал он, закрывая тему.

— А когда вы закончите выступление? — спросила Мэри Энн, поспевая за ним.

— Через два часа, — ухмыльнулся он, глядя на нее сверху вниз.

— Два часа! Да они к тому времени, может, уже помрут.

Ей предстало видение хаоса: бьющие вовсю гейзеры, расколотые доски, а поверх всего — треск пожара.

— Лучше бы вам пойти туда прямо сейчас. А споете потом. А то нечестно получится по отношению к соседям. Может, там дети внизу. Есть у них дети?

Туини все это уже не забавляло, а начинало раздражать; он не любил, когда ему указывали, что делать.

— Благодарю за участие.

— Идемте.

Она уже все придумала.

Он с холодным недоумением уставился на нее.

— О чем это вы, мисс Мэри Энн?

— Идем! — Она схватила его за рукав и потянула к двери. — Где ваша машина?

Туини вознегодовал:

— Я вполне в состоянии разобраться без вашей помощи.

— На парковке? Ваша машина на парковке?

— У меня нет машины, — угрюмо признался он; его желто–кремовый «Бьюик» — кабриолет недавно был изъят за неуплату кредита.

— А далеко ваш дом?

— Недалеко. Квартала три–четыре.

— Тогда пройдемся. — Она твердо решила не отпускать его дальше, чем на расстояние вытянутой руки, и в своей настойчивости проглотила его проблему целиком.

— А вы что, тоже пойдете? — спросил он.

— Разумеется, — ответила она на ходу.

Туини неохотно пошел за ней.

— В вашем участии нет необходимости.

Идя за ней, он как будто стал еще больше, еще выше и прямее. Он был потревоженным государством. Он был империей, чьи границы нарушил враг. Но она заставила его действовать; она, нуждаясь в нем, принудила его с собой считаться.

Держа раскрытой входную дверь, она сказала:

— Не будем терять времени. Вот вернемся, и тогда вы споете.

Глава 4

Они плелись по торговой части трущоб, и сказать обоим особо было нечего. Магазины, к этому времени уже закрытые, уступили место частным домам и многоквартирным зданиям. Дома были старыми.

— Это район для цветных, — сказал Туини.

Мэри Энн кивнула. Ее возбуждение схлынуло; она чувствовала себя уставшей.

— Я живу в районе для цветных, — повторил Туини. — Кроме шуток.

Он с любопытством взглянул на нее.

— Вы всегда так суетитесь, мисс Мэри Энн?

— Я перестану суетиться, — сказала она, — когда сочту нужным.

Он громко рассмеялся:

— Я никогда не встречал таких, как вы.

Теперь, когда они покинули «Королек», он держался не так официально; его сдержанность уступила место открытости. От этой прогулки по пустынному вечернему тротуару Туини даже начинал получать удовольствие.

— Вы любите музыку, верно? — спросил он.

Она пожала плечами:

— Конечно.

— Мы с Нитцем не особенно ладим. Он предпочитает играть самый обычный популярный джаз. А я, как вы, возможно, заметили, стараюсь привносить в свои песни более изящные музыкальные формы.

Мэри Энн слушала, но слов почти не разбирала. Глубокий голос Туини придавал ей уверенности; он отчасти рассеивал ее смущение, и этого было достаточно.

Присутствие негров ее всегда успокаивало. В их мире было как будто больше тепла и меньше напряжения, чем у нее дома. Ей всегда было легко разговаривать с чернокожими; они были похожи на нее. Они тоже были аутсайдерами и жили в своем отдельном, обособленном мирке.

— Вас тоже много куда не пускают, — громко сказал она.

— Вы о чем?

— Но вы такой талантливый. Каково это — уметь петь? Вот бы я могла делать что–то подобное.

Она вспомнила о спрятанном в сумочке объявлении, и ее беспокойство усилилось.

— А вы где–нибудь учились? В колледже?

— В консерватории, — отозвался Туини. — Способности к музыке у меня нашли довольно рано.

— А вы тоже состояли в баптистской церкви?

Туини сдержанно рассмеялся:

— Нет, конечно.

— А где вы родились?

— Здесь, в Калифорнии. Я решил остаться тут на постоянное жительство. Калифорния — богатый штат… с неограниченными возможностями, — в подтверждение этой мысли он указал на рукав своего пиджака. — Этот костюм сшили специально для меня. Скроили и подогнали в солидной фирме в Лос–Анджелесе.

Он пробежался пальцами по шелковому галстуку с ручной росписью.

— Одежда — это важно.

— Почему?

— Людям видно, что у тебя есть вкус. Одежда — это первое, на что обращаешь внимание. Вы как женщина должны быть в курсе.

— Да, пожалуй.

Однако ее это мало волновало; для нее одежда была всего лишь обязанностью, накладываемой обществом, — такой же, как гигиена и приличное поведение.

— Приятный вечер, — заметил Туини. Он обогнул ее, чтобы идти по внешней стороне тротуара, — жест джентльменской заботы. — У нас в Калифорнии погода просто превосходная.

— А в других штатах вы бывали?

— Конечно.

— Вот бы я могла отправиться куда–нибудь, — сказала Мэри Энн.

— Когда побываешь в нескольких больших городах, начинаешь понимать одну фундаментальную вещь. Все они похожи один на другой.

Она приняла эти слова, но ее стремление от этого не угасло.

— Я бы хотела уехать куда–нибудь, где получше, — выразиться более внятно она была неспособна, да и сама идея была не яснее. — Но где лучше? Назовите мне какое–нибудь приятное место, где живут приятные люди.

— В Нью–Йорке есть свое очарование.

— А люди там приятные?

— В Нью–Йорке прекрасные музеи и оперные театры — одни из лучших в мире. Люди там культурные.

— Понятно.

Сойдя с тротуара, Туини сказал:

— А вот и мой дом, — при виде старого, обветшавшего здания он заметно скис. — Смотреть особо не на что, но… хорошей музыкой много не заработаешь. Артисту приходится выбирать между коммерческим успехом и своими принципами.

Темная внешняя лестница вела из двора на третий этаж. Мэри Энн могла только осязать свой путь во мраке; впереди шел Туини, слева был собственно дом. Они проскользнули мимо бочки с дождевой водой, полной размокших газет. Далее следовал целый ряд бочонков из–под масла, затем — лестница. Деревянные ступени стонали и прогибались под ее ногами; она вцепилась в перила и не отставала от Туини.

В квартире было сумрачно; Туини провел ее через коридор на кухню. Она с любопытством огляделась — вокруг было скопление мебели и каких–то предметов, но ни различить, ни понять толком, что к чему, она не смогла. И тут включился свет.

— Извините за беспорядок, — пробормотал Туини. Он оставил ее в кухне, а сам стал, по–кошачьи осматриваясь, бродить из комнаты в комнату. Имущество его было вроде как цело: рубашки не своровали, гардины не потревожили, виски не выпили.

На кухне поблескивала лужица; сырой линолеум свидетельствовал о недавней катастрофе. Однако водогрей был починен, последствия ликвидированы.